Валерий Посиделов & Дмитрий Христианов
Все права защищены
© 2000


 

1999 конец века. Книга 2-Я "Свиное молоко"

Все человеки, и даже мусульмане, жрали свинину. В моей университетской юности был один собутыльник, чеченец. Он, как обиженный кот ходил вокруг костра, на котором кремировали рядового хрюшу. Потом, выпив залпом стакан водки, он жалобно говорил:
- Валера! Ну скажи, что это барашек!
- Да барашек, Абдулла! Барашек!
И черные от насвая, гнилые зубы чеченца впивались в розовое, недожаренное мясо.
А кто из вас пил свиное молоко?
К чему я все это? Ах да, рассюсюкивание о человеке. Люди делятся на две категории. Одна - это, как все, другая - как дерьмо в колбасе. Вот про вторую, к коей и я отношусь, мое нижележащее сюсюрандо. Итак, повесть про очень плохого себя.
Эпиграф к этой книге я написал очень давно, в раннем детстве. Читала его только моя мама, и только она знает суть этой тайнописи, поскольку тут же стерла мое магическое обращение к человечеству, мокрой тряпкой.
Как сейчас помню, сижу на синем эмалированном горшке, дуюсь... Хочется встать, открыть дверь и удрать.
Встал я и дерьмом на двери написал нечто сокровенное. Может, в конце конца вспомню сей текст и поведаю его вам.
Не научившись ходить, я стал сразу бегать, вот бегаю до сих пор, быстрый я, не терплю медлительности, разве что в музыке. Впрочем, никакая музыка не может быть медленной, она же всегда движется со скоростью звука.
Делать музыку - единственное, что я умею, все остальное происходит из-под палки. Вообще все, что со мною происходит - есть театр абсурда.
Как и большинство людей, я больной на голову и прочие члены, но в отличие от большинства, я всегда признавал свою неполноценность, но не боролся с ней, а использовал ее в своем искусстве.
Искусство - это, по-моему, и есть демонстрация миру индивидуальных неполноценностей. В жизни все некрасиво. Люди дерутся, вовсе не как Жан-Клод Вандамы, трахаются не как Эмануэли. Жизнь - это возня корявых монстров. Самое омерзительное космическое существо - смерть, от пустоты и одиночества изобрела жизнь. У жизни морда чуть-чуть симпатичнее. Для смерти это было искусством. Теперь смерть завидует, злится и мочит на все стороны людишек, без разбору. То паровозом кого-нибудь, то током...
А люди издеваются над смертью, плюют ей в душу, выдумывая красивые и героические гибели, типа Гастелло и Космодемьянской. Все люди, так или иначе, занимаются искусством. Пушкин делал так, слесарь Дыркин тоже так, режиссеры Виктюк и Серебренников - иначе. Я пытаюсь делать это и так и иначе. Все, что не искусство, делает природа, то есть жизнь и судьба. Ветер и дождь - это не искусство, а жизнь, звук пилорамы - это уже музыка. Еще я, как и другие, владею вполне сносно искусством речи. Речь делится на эротику и порнографию. Паузы и многоточия - это эротика речи. Совокупление букв и слов - есть порно, а в порнодействии все приемы хороши. В грязной ебле речи главное выпустить энергию любого содержания. В сущности, поэзия - это умное кино, где много ебутся, а проза - когда много курят, пьют и рассуждают после траханья. Обычная бытовая речь, к ней я причисляю все виды болтовни, от диалогов на базаре, до ораторских выступлений, все это гафно души. Притяжение унитаза сильнее гравитации.
Про любовь хотите? Слово любовь напоминает составное из действия: ЛЮБОваться кроВЬЮ. Сие чувство человек приобрел в тот миг, когда впервые угробил себе подобного. Потом некрофилия модернизировалась. Не спешите осуждать потрошителей, они просто чуть-чуть смелее обычных любовников. Любовь рано или поздно обернется кровавой разборкой пестика и тычинки, в лучшем случае это будет бескровное проявление ненависти и взаимных претензий. Дружба - это латентная любовь. Дружба мужиков, если они не пидоры, все равно - ебля мозга друг другу. Не удивляйтесь потеряв друга. Он устал от вас, да и вам надоело трахать одни и те же мозги. Помните, большое количество друзей - это потенциальная армия врагов. Много друзей - это ебля хором, за большой кайф заплатишь соответствующую цену.
Итак, с помощью бесхитростных приемов порнографии речи, я легко разобрался с человечьими чувствами и продолжил жизнь настоящего дерьма.
Шагнул с карниза глупый голубь, забыв инструкции к полету. Падал он лет 38 и за это время надружился, налюбился, наебался и у самого асфальта, когда до него осталось 50 сантиметров, как 50 копеек до дня рождения Пушкина, голубь подумал: "А какого ...? Пора потерять стыд и совесть и перелететь на другой карниз, менее обосранный другими голубями".
Смешно вспоминать, был я рок-музыкантом. Написал кучу дерьмовых песен, поездил по всяким провинциям и столицам, кому-то моя лабуда нравилась, кто-то плевался, ну да бог с ним, чего теперь убиваться, что было, то было. Я же все-таки больше кайфовал от этого, чем мучался, плохое забывается. Память, память - время, оттраханное событиями, откладывает яйца, а потом отказывается их высиживать. Кто-то эти яйца подбирает и продает за неплохие бабки. Часто яйца бывают протухшими, но их все равно выдают за съедобные. Носятся эти спекулянты-мемуаристы, пупковеды, как с писаной торбой, с воспоминаниями о каком-нибудь нездоровом "на голову" туловище. А туловище вместе с больной башкой, в жизни своей пило, жрало, гуляло, а в промежутках на бумаге, холсте или пленке откладывало плоды своих психических недомоганий. Померло оно от наркоты или пистолета, в общем-то, вполне довольное своей суетой-маятой.
И тут как тут солдаты памяти, тараканы интеллекта разнесли его гафно по библиотекам и телевидениям. Торгуют. Причем, к основному товару, подложили кучу своего фуфла, вот мол, тайные дневники, письма, не опубликованные прежде, гениальные наброски на туалетной бумаге.
Чтобы отнять кусочек бутерброда у этих гофноедов, я и пишу сейчас эту матату. Зачем? Да просто так, зудит рука и в мозгах чесотка. Нечто умное и новое вряд ли получите, но насмеетесь до икоты с отрыжкой.
Не знаю как там кто, но я лично вытворяю все бессознательно, ничего не просчитывая, не шлифуя и не исправляя, несу околесицу.
Иной раз проснешься, с бодуна, а в голове твоей, какой-то случайный бог сна оставил словосочетание. Например: Ортопедическое танго...
Ну и что дальше? Смотришь по сторонам, а вокруг все серо и тошнотворно. Вчера была хорошая погода, много друзей и подруг, а сегодня болит голова. Стало быть, жизнь - погода была хороша, а искусство, то есть выпивка - дерьмо. Берешь ручку цвета одного из костюмов Махмуда Эсамбаева, царство ему небесное, и ручка начинает танцевать: "Ортопедическое танго и свет какой-то голубой... дорогое удовольствие... быть самим собой. Конечно, какой-нибудь провинциальный крытик на сие барахло накинулся бы как стервятник, ну и флаг ему в руки.
Взял гитару, пытаюсь настроить. Светодиоды тюнера мандражируют эквивалентно рукам. Струны старые, надо поменять, впрочем, и руки тоже. Пятая - Ля вообще не хочет строиться и выпадает из шеренги как рядовой Бельдыев. "Бельдыев! Мать вашу! Вы тут стойте! И идите!" - сказал бы в таком случае мой знакомый майор Никулин. Взял я и настроил эту гребаную ноту Ля на хрен знает что. Затем и другим струнам скомандовал: "Кругом!" Они как жалкие солобоны, не ведая где сено, где солома, развернулись кто куда, и получился у меня какой-то отмороженный строй. Нажал на примочке некую булькающую чушь, растянул струны вибратором, получилась не гитара, а арфа перееханная катком. Всю песню на таком звуке играть нельзя, но вступление вполне ортопедическое. Конечно же, подобная авангардистская муть может понравиться подобным мне нравственным уродам, но никак не народу. Народу чтобы понравиться глобально, надо что-то привычное и душевное. Им какую-нибудь урбанистическую пигоньщину народной музыки подавай. Нынче в моде смесь Зыкиной, Бабы Яги с Энигмой или же про жисть жиганскую, тюрьму поганскую. А еще народ любит гопаки и малинки-калинки в стиле диско. Народные крутые композиторы делают "Акапульки ай-я-яй" из "Самары городок, беспокойная я..." Главное, чтобы бухал барабан, 120 ударов в минуту, под него танцуется хорошо, бухается, ну и прочее...
Народу расположение нот и извращенность звуков "по барабану". Засэмплированная гармонь - это уже половина успеха. А лучше всего танцуется под музыку калькуляторов. Итак, массы прутся от громкого шума и красоты.
Красота должна быть с червоточинкой, как селедка с душком. Ежели она не воняет, значит что-то не чисто и какие-нибудь нитраты и прочие буржуйские пищезаменители на лицо. Недавно я попал на концерт Шуры. Я как услышу его "Одинокую луну" в душе начинается - "Дудай-дудай". Если бы этот парень появился в семидесятых, то, наверное, сейчас на фасаде лондонского ЦУМа его беззубая статуя непременно торчала бы где-нибудь между Боуи и Роттеном.
Чтобы артист понравился народу ему надо закосить под пидора или блатного. Под пидора, конечно же, легче. В любом секонд-хэнде можно прелестно упаковаться без помощи Зайцева и Готье. А модные зубы сделают бесплатно в подворотне. Вот только петь надо все-таки научиться. Народ очень не любит артистов не умеющих петь. Вы теперь вряд ли увидите на экране плохо поющих звезд. Можете спорить до хрипоты, но все мелькающие в ящике поют хорошо и профессионально, в особенности женщины. Вообще, я считаю, что все женщины мира умеют отлично петь, только большинство или стесняются, или пока об этом не знают, что умеют. Причем отлично поют даже немые дамы, чего не скажешь о немых мужиках. Вот недавно вошел в свой подъезд, а там немые мужики так громко пели хором, что пришлось пригнуться и вприсядку добираться до своей двери. У голубых мужиков петь получается лучше, чем у натуралов, наверное, гормонально так устроено, а может оттого, что натуралы много пьют и тратят энергию на самок.
Еще я заметил, что натуралы, освоившие искусство вокала, часто вынуждены притворяться голубыми, видимо, это способствует карьере и успеху. Как бы там ни было, я даже не решился закосить по "модного" и выбыл из шоу-бизнеса.
Джигиты - молодцы. Они никогда ни в чем себя не винят. Что бы ни натворил, все правильно. У них стоит поучиться этой способности. Все что с тобой гадкого или замечательного происходит - не твоя беда - это все духи баламутят. Тело твое - всего лишь такси для духов. Духи, как и мы по характеру все разные. Ну да, они же и есть бывшие люди, коих по разным причинам не пустили в боги.
Боги, я так думаю, могут все: превращаться в духов, людей, зверей, и даже в жидкость, например, в свиное молоко. А мы, люди - таксомоторы, возим всю эту нечисть и пляшем под их дырявые дудки.
Я так часто вожу в себе одних и тех же потусторонних придурков, что успел со многими подружиться. Они часто ведут себя по-скотски, расплачиваются со мной просроченными, залежалыми на небе идеями, а иногда расщедрятся и отвалят нечто дорогое и свежее. Однажды, то ли Будда, то ли Мамудда, забыл фамилию, хоть убей, подарил упаковку свиного молока.
Я понюхал, чуть лизнул, дрянь какая-то. Пою этой жидкостью своего кота, пока никаких мутаций, кот как кот.
Себе от этого подарка я оставил одно название. Хотел, было, так назвать новую рок-группу, понятное дело поп-ансамбль так не назовешь, но потом расхотелось мне собирать амбициозных волосатых мудил, да и денег на этом не заработаешь, а денежки и злодейство вещи самые совместно-живущие.
Надо же, переколбасил знаменитый афоризм, с которым всегда был не согласен. Вдумайтесь, экая глупость - вещи не совместны. Очень даже напротив. Что есть гений? Отклонение от нормы. Гений Эйнштейн, на радость всем злодеям придумал атомную бомбу. А Пушкин? Это же надо, понаписать столько дряни, чтобы дети потом в школах мучались, вместо того, чтобы рубиться на компьютерах и елозить на роликах по шкуре своего детства. А герои его романов? Злодей на злодее. Онегин - монстр, душегуб и сердцеед. А Сим Симыч Солженицын? Разве можно доверять писателю с такой фамилией, похожей на псевдоним. И вообще, один умный еврей сказал: "Разве можно доверять человеку с бородой? МУЖЧИНА С БОРОДОЙ ВСЕГДА ЛЖЕЦ, ВЫДАЮЩИЙ СЕБЯ ЗА ПРОРОКА".
Я однажды попробовал отпустить бороду, так меня так понесло, вспоминать страшно. Теперь бреюсь два раза в день, вру, конечно, направо и налево, но, по крайней мере, без особого вреда для окружающих.
Как-то катался во мне целый месяц дух придурашного Ричарда Львиное Сердце. Достал он меня восточными культурами. Поругались мы, я обозвал его большой мягкой игрушкой, такие как он жрут поролон, разукрашенный под свежее мясо, и очень часто говорят, что они справедливые хищники. От нашего знакомства осталось одно лишь название для очередной песни: "Шествие униженных хищников".
Больше всего мне нравиться катать в себе сатану. Веселый мужик! Фантазер, добряк, не жадоба какая-нибудь, философствующая. Такие гай-гуи закатывает!
Единственное что его раздражает, так это сатанисты, то есть тупые фанаты поклонники.
Как-то мне говорит: "Клянусь отсутствием рогов на моей пожилой заднице, как я их ненавижу. Не верь тем артистам, уверяющим, что уважают и любят своих слюнявых поклонников, они - дерьмо, которое бздит потерять свою кассу энд биомассу. Настоящий большой мастер лицедейства толпу призирает и не скрывает своего отвращения. Чем больше публику мы пиздим, тем больше нравимся мы ей. Ты должен играть только для себя и для маленького независимого войска подобных тебе. Вся твоя жизнь - это дорога одиночества, на которой изредка умные попутчики. А все эти брызги льстивой слюны, моча критиков и журнологов, всего лишь дрова для твоих каминов и костров. Сам Сатана давит своих фанов, как комаров, дурит их, использует в своем баловстве. У зла нет цели и этим оно интересно. Зло не дает миру оплыть жиром. Когда зло не востребовано, оно превращается в добро. Чистое добро омерзительно, это сравнимо с тем, как после жаркой бани, упасть не в холодный пруд, а в кучу сахара".
С Сатаной я ругался чаще, чем с остальными пассажирами. Мы дрались до полусмерти, проклинали друг друга. Пару раз я чуть не выкинул его на ходу из себя, на огромной скорости, а он едва не откусил мне кадык.
Каждый раз, когда он возвращается, то говорит мне: "Только не подумай, что это любовь, просто мне нравится, как ты гоняешь". "Ну-ну! - отвечаю я, - явление сатаномазохизма.
Бога возил пару раз. Жадный, не платит. "Деньги, - говорит, - зло, от них вся скверна... Хочешь совет хороший?" Нет уж, лучше деньгами, советы я потом и сам как-нибудь куплю.
В общем - это был, наверное, левый бог, самозванец. Их же много, я так думаю.
Чаще всего я, конечно же, гоняю порожняком, выдумываю себе пассажира и беседую с ним. Одиночество! Как сказал один не менее умный еврей, чем тот, что про бороду: "Одиночество - это когда весь день разговариваешь с самим собой и не находишь общего языка".
Однако удивительное дело, как только придумаешь себе клиента, он тут же материализуется. В поисках жертвы для своего нового проекта поп-аферы, повстречал я начинающую звезду эстрады Агрофену Попацелкину.
Конечно же, с такой яркой исконно русской фамилией на большой сцене делать нечего и потому Агрофена прячется за псевдой - Агасфера.
Песни у нее дрянные, но голос хороший. Агасфера поведала мне свою до жути банальную историю. Была она юной лесбиянкой, потом ее подобрал некий малоизвестный передюссер из сутенеров, вырвал из лап престарелой богатой кокаинистки, у которой вместо носа стоял бензонасос от мерседеса. Так что он ее отшли... или ...отшлюфовал и заставил петь песни про неземную любовь.
Однажды мне сделала замечание: "Что же вы так матюкаетесь? Что ни пауза так еб твердь в бога душу!"
А я ей: "Не терплю, знаете, слов паразитов типа: который и как бы. Вам, богемным особям, когда нечего сказать, так вы в промежность мозга норовите воткнуть это злоебучее "КАК БЫ", дескать, мол, как быть? Так лучше матюкнуться по черному, все ж ближе к народу и его языку. Проще надо быть и народ к тебе потянется".
Так я подло врал девушке, она, открыв рот, закрыв глаза, слушала меня. И Такое для себя Агосферочка сделала открытие... Теперь, что не интервью, сплошное: сука-падла-бля-гамно. Так ей видимо хочется приблизиться к народу, как лобку к стае бодрых мандавошек.
Рад я за нее, свое злодейское детище. Экий я имиджмейкер.
Чтобы там ни говорили умники, я считаю, что пошлость и красота - подруги-лесбиянки.
Часто певуньи, от негибкости ума и полнейшего отсутствия фантазии любят ложиться под бандитов, называя их спонсорами и продюсерами. Вот у кого ума палата, так это у братков. В себе я почему-то их никогда не возил, они настолько продвинутые, что в чужом транспорте не нуждаются.
Общался с ними чисто пешеходно и понял истину: под кого же еще-то ложиться певуньям, как не под них?





"СЕСТРА"

Муж хорош, когда он новый, как авто. Потом он начинает ломаться, капризничать, жрать много водки, как плохой автомобиль жрет масло. Пора делать капремонт, а это дорого и нудно. И если осталась красота и хитрость, или хотя бы умение колдовать, то проще сменить мужа на нового. А еще лучше брать чужих без спросу, угонять. Не дают еще мужей на прокат... (Из монолога пьяной сестры).

Единственная умная женщина, попавшаяся на моем жизненном пути, это моя родная старшая сестра. Понял я это, честно говоря, уже в зрелом возрасте, хотя любил ее всегда.
Лишь она одна распознала во мне истинного негодяя сразу, и приняла таким, какой есть.
Все, что во мне хорошего, то есть плохого - это все от нее.
Однажды она мне сказала: "Брат! Ты движешься со скоростью тьмы". "Это хорошо или плохо?" - спросил я. "Это быстрее, чем очень быстро!"
Я не пытался ее понять, просто откладывал сказанные ею доктрины, в память.
Однажды я поздно ночью заявился к ней домой. Она укладывала своего маленького сына и напевала, видимо только что, на скорый язык, придуманную колыбельную.
Ну там было, как всегда, сю-сю, типа: спи, мой маленький, усни... И вдруг: "Знаешь, сколько тамагоч передохнет в эту ночь".
В целом сестра обыкновенная женщина, способная рожать, любить, плакать, смеяться, ну и прочие все остальные глаголы.
Однако женский шайтан, сидевший в ней, обладал чудовищным чувством юмора и решимостью в поступках. Иногда ей трудно притворяться и сдерживать свой внутренний огонь, который окружающие путают с цинизмом и надменностью.
Как-то в новогоднюю ночь одна из подвыпивших приятельниц-неприятельниц, восхищаясь очередным клипом Мадонны, стала приставать к сестре, чтобы она перевела, о чем эта песня.
Сестра, хорошо знающая чужие языки, отмахивалась и отшучивалась, потом сдалась.
- Ну хорошо, только ты не огорчайся, вот припев: "Ты ушел, и стало пусто между ног моих".
Приятельница почему-то разозлилась, усомнившись в точности перевода.
- Ну брешешь же, Машка!
- Клянусь! У Мадонны все песни про это!
Назревал скандал. Дура-баба не хотела терять один из своих ящиковых идеалов. Ей казалось, что подруга хочет ее просто подрочить.
О, что бы было, если бы моя сестренка считала эту недожаренную курицу своей подругой. Но у сестры не было подруг. Я знаю, что она не терпит баб набивающихся в подруги. И вообще, она у меня бабоненавистница, вынужденная притворяться, чтобы безболезненно жить в окружении тупых самок, со всеми их сплетнями, обидами и причитаниями.
Дабы предотвратить поток слюны подружки, Машке пришлось завраться окончательно.
- Ну извини, у Мадонны хорошие тексты, как стихи у Ахматовой.
Похоже, всю эту комедию Мария разыграла для меня, наверное, для того, чтобы показать, как люди хотят услышать только то, что хотят они, а не то, что им пытаются сказать другие. Или же доказать, что ложь бальзам, а правда яд.


"Еще о музыке"

Чарли Чаплин говаривал: "Я играю ужасно хорошо, но вы ни черта не понимаете в моей музыке".
Я играю ужасно, но и хорошо. У меня немало потенциальных хитов, но они со временем прокисают. Ну не могу я мусолить одни и те же, пусть и удачные песни, по несколько лет. Меня все время тянет на новые эксперименты. От этого все мои коммерческие неудачи и потери якобы верных соратников. Они хотели остановиться в росте, и замусоленными хитами покорить акул шоу-бизнеса.
Однажды я допелся до абсолютной абракадабры и наконец-то сам прорубил эту гребаную фишку.
Для того чтобы стать хит-конвейером, необходимо постоянно повторяться, во всем. Это нужно делать до тотальной оскомы, в фразах, рифах, мелодиях, долбить с точностью "рекламного огня".
Повторяться и повторяться, в искусстве и жизни.
Чем чаще ты мусолишь одни и те же трепотеоремы, тем скорее толпа привыкает к ним, как к наркоте и уже не может с тебя соскочить.
А еще нужно бессовестно воровать все, что блестит, и даже когда не у кого украсть, необходимо спереть у самого себя.
Собаки же жрут собственное дерьмо, а художник чем лучше? Ничего себе сравнение!
Всякие легенды, вроде Роллингов, Битлов - наворовали у всех, кого в детстве переслушали, потом у самих себя. Про наших вообще лень вспоминать. Мода - самый верный способ воровства. Быть модным, стильным - значит, вырядиться под какого-нибудь более модного "штриха", увиденного в дорогом журнале.
Писатель Влас Дорошевич, будучи голодным студентом, свою карьеру начал с того, что от корки до корки передрал, кажется "Мертвые души", а может, и еще какую-то хрень великую, подписался и отнес в редакцию. А там сидит чисто современный издатель, чисто конца 19-го столетья, и он за Гоголя чисто не знает. Ну, сами посудите, времени прошло еще мало, Гоголь до состояния классика не домариновался. Это, типа, как сейчас, Пелевина, Сорокина, абдулаевамарининанезнанского издатели чисто знают, ну ПУШКИНА, тем более с Гоголем, а уже Айтматоваевтушенко... нет, еще не домариновались, время такое. Вот и тогда Дорошевич воспользовался, а чучело издателя напечатало. Шуму было.
После Влас расписался не на шутку, хотя всю жизнь передирал Антошу Чехонте, а сам Антон Павлович все сюжеты воровал у жизни. По мне, так нет ничего противнее, чем пересказывать куски чужих жизней. Ты, блядь циничная, свою сделай такой, чтобы ни на чью не была похожа, вот это искусство, а пересказывать чужие методы плавания в океане говна, дело не хитрое.
Я вот тоже ворую, у кого попало, а когда бьют по рукам и колют в глаза, начинаю воровать у себя. Вот и сейчас "жру" собственное говно, как дворняга. Это породистых хозяева кормят по часам вкусным кормом, но во время прогулки их все же тянет захавать чужое "произведение" искусства, а хозяин тут как тут, бац по морде поводком, гад, по морде основному инстинкту. Мы, бездомные, сами себе хозяева.
Вот написал я недавно книжку полную брехни и сейчас с нее ворую. И знаю, что не хорошо, но тянет, против природы не попрешь.
Книжку, если прочтете, поймете, о чем я. Она называется "Страх-бог трепни и любопытства" Про меня. Вообще все, что я делаю, про меня проклятого. А как вы хотели? На хрен мне второстепенные герои моего кино. Нет, они будут, но только для гарнира, для фона, на котором я блестю. Блестю, как бриллиантовая блевотина бога.
Меня с детства тыкали пальцем в темечко и злобно твердили: "Ты эгоист!"
Ну эгоист! Люди, упрекающие тебя в эгоизме, на самом деле подсознательно завидуют твоей индивидуальности. Не верьте тем, кто заботится больше о других, чем, якобы, о себе. Эти чаще предают.
Люди, в большинстве своем, презирают говорливых трепачей, и ненарадываются сдержанным в речах умникам. А за мудрым молчанием, чаще всего скрывается или хитрый дурак, или маньяк, или собственный инфаркт.
Пиздеть надо больше, господа читатели, это вам сообщение от совейтского инфарктбюро.
Не носите камни в душах, потом их никакие отбойные молотки не отколупают, опять же, народная мудрость: "В тихом омуте черти водятся".
Говорливость - первый признак глупости, а глупость - лучшая защита от сумасшествия. С ума сходят только умные люди, дуракам не с чего сходить.
А если случилось это схождение, опять же, народная глупость гласит: "Буйные лечатся, а тихие нет".
Я хоть буйный, но лечить меня бесполезно. Какой есть...
Сестра заставила меня лечиться, и я не сопротивлялся. Она нашла уникальный способ, заставив меня своей же рукой на листе ватмана написать следующее: "МЕНЯЙСЯ! НЕ ТО ПРОПАДЕШЬ!"
И вот это лекарство по ее совету я приклеил на двери в туалете и читаю теперь натощак и перед сном. Читать нужно вслух и по слогам.
В туалете у меня кабинет, только в нем и творю. Чуть повыше унитазного бачка висит шестидесяти ваттный гитарный усилитель "Фендер". Пердит этот американский гад погромче меня, даже на первой цифре громкости. Самые мудрые гитарности приходят ко мне только на горшке.
А еще в тубзике у меня целая библиотека напольных книг. Их я читаю долго и по очереди. Выбор зависит от состояния пищеварительного процесса и от времени суток. Утром читаю голимые пост-совковые детективы, чтобы почувствовать себя тупым суперменом. Потом целый день ношусь по жизни, уверяя себя, что я максимум Спортсмен или Вошь, минимум - следователь Корецкий. Это у меня привычка с детства, только тогда я представлял, что мчусь на машине или на самолете лечу. Так всегда, дорога куда либо оказывается короче и интереснее.
Вечером, ощутив себя полным дерьмом, едва достойным собственного унитаза, выбрасывая в канализационный космос часть своей индивидуальности, в качестве учебника русского языка, использую Владимира Набокова.
Сколько лет читаю, не перестаю удивляться его бескостности и сытности языка. Если бы я жил в Европе, в начале века, то непременно стал бы маньяком-потрошителем и, отловив этого писателишку, съел бы его язык.
Живу в двадцать первом, давлюсь консервами из Набокова, сколько не жру, все никак не поправляюсь, пишу по-посиделовски. Дворняга. Чувствую, надо меняться, а уши как висели, так и висят, и хвост как был гнутой кочергой, так и остался.
Вот чувствую, что плохо пишу, а пишу по-прежнему скверно.
Как бы я не ненавидел этот гребаный огрызок нужного глагола, а все равно без него, как калека хромоногий без костыля.
А эта часть речи - который, которая - вообще меня достала.
Помню в школе учительницу русского (красивая сучка), которую хотели все пацаны класса и, засыпая, тискали подушку по имени Людмила Николаевна.
Так вот, эта Людочка Николаевна однажды на уроке мне говорит: "Валерий! Нельзя говорить сколько времени? Это безграмотно, нужно говорить: "Скажите, пожалуйста, который час?"
О, если бы не первая детская любовь, я на всю жизнь остался бы безграмотным попрошайкой времени.
Читаешь ли ты меня, Людмила Николаевна? Впрочем, в твоем возрасте, дай бог тебе здоровья и долгих лет половой жизни, читают все больше Солженицыных да Гроссманов.
Так вот, я тридцать лет, из тридцати семи по твоему научению спрашивал у проходящих сквозь мою жизнь людей: "Скажите, пожалуйста, который час?" И они так же вежливо отвечали, чаще безграмотно: "Без пятнадцати три, два, час".
"Без пятнадцати жизнь" - хорошее название для новой песни.
Потом что-то щелкнуло в моем нутре, и слово "который", сломалось, на время. Я пытался его починить, но разозлился на этот аппендицит речи и вырезал его из себя, а он, гад, опять отрастает, видимо, без него на языке далеко не уедешь.
Теперь я спрашиваю у часо-людей: "Эй! Тетка! Дядька! Пацан! Сколько время?!" А про себя добавляю: "До твоего и моего конца".
Койко-час, человеко-час, ненавижу часы, счетчик жизни, спидометр смерти.
Однажды я познакомился со смертью. Было это так. Еду я на своем доходяге БМВ, он у меня, как старый неунывающий дед, часто болеет, но носится, как черт с намазанной скипидаром задницей. Еду очень быстро и на театральной площади бог дернул резко нажать на тормоз, чтобы развернуться и подъехать к театру. И тут мне в жопу, как говорят все водилы мира, втыкается машина. Хорошо мой драндулет был на нейтралке. Не знаю, что в этот миг думали боги физики, но моя тройка осталась почти целой, стопак левый рассыпался, да бампер чуть погнулся. А тот навороченный "Фольксваген", что порывался меня "опустить", морду разбил по самое никуда.
И вот, выползает из него роскошная барышня, тридцати лет на вид, в дорогой чебурашей шубе, в короткой кожаной юбке и вежливо говорит: "Здравствуйте!" И больше меня для нее не существует.
Она тыкает изящным пальчиком в зеленые цифры своей сотовой говорилки и кричит в микрофон, напоминающий маленький эрегированный член: "Але-мале! Страх! Я вляпалась!.. Ну, в смысле какому-то парню в жопу въехала, тачку разбила в драбадан. Да не его, свою!" Слышу, из трубы мужской крик: "Дай пацану денег!" "Да нету у меня бабок с собой, мелочь одна на бензин! Ну приезжай, не выделывайся!.. Почему?.. Стрелка важная?.. В гробу я видела твои стрелки, до нового года осталось два часа, я что, должна тут его встречать? У меня даже шампанского нет. Вот козел! Да это я не вам! Брат мой козел, стрелка у него важная, тоже мне еще, браток поднебесный!"
Я, понятное дело стою, блымаю глазами и ни черта не понимаю.
Новогодняя ночь, мимо редкие тачки проезжают, приостанавливаются, водилы пялятся на дорогую телку, аж слюна капает, на меня ноль внимания.
Чувствую, что я не герой этого сериала, а так статист-дешевка. Стою, думаю, вот блин вляпался, у людей праздник, все водку с шампанскими загружают в свои миксеры души, а тут попал под явно мафиозную сучку, сейчас еще и раздача с доставкой на место прибудет.
Стоит посреди площади мой старый бэхарь в обнимку с еще пять минут назад дорогим фольксом. Стоят и безмятежно блымают аварийными огнями, передразнивая новогоднюю елку, одиноко торчащую на площади. Елка - путана невостребованная.
А вот и раздача: два мерса и джип "гранд-широкий". Подкатывают. Из окон высовываются лица спортивно-уголовной национальности и хором, как дети на утреннике, обращаются к девушке в дорогой шубе: "Расскажи, снегурочка, что с тобой?!" "Уебуйте на хуй, без сопливых обойдемся!" - отвечает снегурочка.
"Что сейчас будет?" - мелькает в моих задубевших от страха и холода мозгах.
Звучит умрищенская минута молчания. В похрустывающей суставами тишине, слышу, как загружаются компьютеры в бошках братков.
- Чего уставились, машин битых не видели?
- Машины - хлам, детка. А ты красавица, чья будешь?
- Ох, лучше вам и не знать ребята, валите подобру-поздорову, вон к елке поприставайте, вокруг хоровод поводите.
И так она на них посмотрела, что стеклоподъемники дружно, как по команде поползли вверх, будто стирая изображения блатных голов.
Барышня проводила обиженный ею кортеж репликой: "Да здравствует советский спорт! Основоположник российского бандитизма!"
В этот миг у меня возникла вздорная фантазия, этакий сон наяву. Со мною часто так бывает.
Будто вхожу я в церковь, а там, на иконах лики городских авторитетов. Вот большая икона Васи Киргиза, вот святые братья Самогоновы, Кучерявый, Саша Синий Клык, Петр Нулевой и прочие хозяева жизни. И так мне стало отчего-то спокойно и хорошо на душе. Ну видение, точно не к добру, не иначе замочат сегодня.
Очнулся я от ее прикосновения.
- Эй, парень! Тебя звать-то как?
- Валера, - растерянно произнес я.
- Да ты не бойся ничего, Валера. А меня Любой зовут, у тебя трос есть? Тачку мою надо оттащить. Я бы бросила ее, но есть причина этого не делать. Ты не думай, тачку я тебе новую подарю. Какую скажешь, ту и получишь. А сейчас давай этот мусор утащим. Ты садись в мою, я в твою, ты ведь дороги ко мне не знаешь. Поехали, Валерик, поехали, да не бзди ты так, я не то, что ты подумал.
Ехали мы очень долго. Пару раз трос рвался - китайский, из полиэтиленовых кульков. И вдруг я потерял сознание.
Очнулся в незнакомой квартире. Оглядеться не успел, испугаться тоже.
- Просыпайся, с Новым годом тебя, с новым счастьем!
- Да! Счастья полные штаны, - съязвил я.
- Что так? Впрочем, давай, несмотря на все расстройства, выпьем за год грядущий.
От шампанского я отказался, не терплю это варенье с пузырьками, от него такая революция в нутре, а в чужом туалете "фендера" нет, глушить нечем.
Она, будто считав мои мысли, протянула мне квадратный стакан с коричневой жидкостью.
- Лимон и соль не предлагаю, вы, казаки, народ упертый, вам, что текилла, что дедов самогон, ритуал один - хлопнул махом двести грамм и сала с мясом подавай.
Выпил я махом и стал жевать нечто вкусное.
- Ну! Рассказывай.
- А где моя машина?
- Я без спроса чужие вещи не выбрасываю, даже если это барахло.
- Барахло?! - возмутился я. - Это же мой боевой конь, он еще не разу меня не подводил. - Я даже не задумывался, что меня просто поперло. - Да я в этом корыте столько жизни провел, столько хорошей музыки переслушал, а скорость...
Люба расхохоталась.
- Ладно, не обижайся, тачка твоя, правда, хорошая. БМВ есть БМВ, она, как робокоп, у нее хоть три колеса оторви, она на одном будет рыть землю.
Лесть ее меня несколько отрезвила, и я сразу ощутил всю глупую реальность своего положения. Рядом красивая женщина, сама тайна, а я как глупый куркуль психую за кусок фашистского железа.
- Хочешь, мы поставим ее на постамент, как символ победы демократии, символ победы буржуйского мусора и автоутильсырья над разумом русского обывателя?
Мне стало очень стыдно за свою психологию бедного человека. Она тронула меня за колено.
- Ладно, не комплексуй, я починю твою машину, у меня есть хороший "гаражный червь", он сделает ее вечной машиной, а новую тачку я уже все равно тебе достала и не вздумай трепыхаться, обижусь на всю жизнь. Считай, что это тебе дед Мороз под елочку поставил.
- Но у меня-то ничего нет, мне неловко...
- А ты мне подаришь рассказ о себе.
Я вкратце поведал ей свой вздорный рассказ о жизни, похожий на серию мелких хулиганств, умолчав о нелепых лит-упражнениях.
Внимательно дослушав меня, она грустно заметила:
- Вся беда в том, что я не всегда могу читать чужие мысли, перемещаться в любых направлениях и временах. Только ты не волнуйся, я сама, только что стала догадываться, кто ты.
- А я... кто вы... но этого не может быть! Я или нажрался, или сошел с ума?
- Ни то и не другое, ты же сам сказал, что...
- Нет, не продолжайте, значит, вы есть независимо от моих фантазий?
- Ты же знаешь, как напишешь, так и будет, а напишешь именно так, как кому-то понадобилось.
- Кому? - жадно спросил я.
- Если бы я знала сама.
Меня прорвало, я говорил и говорил:
- Я пишу, чтобы создать интересный мир, создаю пространство сказочной лжи. В моей жизни почти все серо, бедно, но непредсказуемо. Я не ожидал, что мои персонажи живут какой-то еще самостоятельной жизнью.
- Ну и прекрасно, давай создавать это пространство вместе, чтобы всем нам и авторам и персонажам было смешно и приятно, - сказала она.
Потом мы окончательно напились, даже не помню, что было, но в полдень первого января я очутился в кабине роскошной "семерки Z". Гул в голове заглушила громкая трель сотового соловья, валявшегося рядом на сиденье.
- Ты в порядке, писака? - услышал я веселый голос смерти.
- Зачем? - У меня же ее отнимут!
- Кто посмеет?
- Ну, я не знаю, менты или бандиты. Я же нищий по жизни и навсегда.
- Это очередная глупость той правды, которой ты живешь, живи своей смелой ложью и все будет хорошо. А тачка - это хлам, и это все, что я могу для тебя сделать, на большее не надейся, живи и все добывай сам, кстати, твой любимый драндулет всегда будет с тобой, на чем бы ты ни ездил. Да, еще извини за слово который, но без него никак не выкрутиться. Набоков ведь тоже комплексовал, комплексовал, а потом плюнул, и все у него получилось. До встречи, тебе привет от деда, кота и Вики, она с удовольствием поет выброшенные тобой песни на помойку. А дед ждет свежего Свиного молока, он бросил пить, за это спасибо тебе, еще бы и кота закодировать, а то совсем в разнос пошел. Ну, пока!
И я поехал домой, медленно и осторожно.
По улицам моего города шли разные люди. Красивые и некрасивые, большинство хмурых и чем-то озадаченных.
Больше всего раздражали беременные мужики, которые к огорчению Чарли Чаплина никогда никого не родят и не получат премию в один миллион долларов.
У меня тоже растет пузо, надеюсь, это не беременность, а просто свиное молоко. Им я обожрался.
Подъезжая к дому, я впал в отчаянье, перемешанное с исступлением. Как объяснить Галке свою пропажу?
- Прости, любимая!
- За что? - недоуменно спросила жена.
- За все!
Жена привычно посмотрела на меня, как на неисправимого дурака.
- А какое сегодня число?
- Тридцать первое декабря 1999-го года, 14 часов. Вы, что, Валерик, совсем крышу утратили?
- Папа, ты елку купил? - радостно заверещал сын Митька.
Ну тут уж меня прошиб банальный ледяной пот.
- Да, сынок, сейчас принесу, она в машине.
На ватных ногах, как киношный голимый зомби, спустился на улицу. Перед подъездом стояла моя раздолбайская любимая тройка. Когда я счастливый достал из багажника елку, то увидел разбитый левый задний фонарь и чуть вмятый бампер. Я счастливый взлетел по лестнице на свой второй этаж, едва не свалив с ног свирепого ротвеллера и его собакоподобного хозяина.
Елка, ко всеобщему удивлению, крепко пахла елкой, Все были рады.
- Я сейчас, машину отгоню на стоянку.
Когда я вновь сел в свой старый быхарь, он тут же превратился в новый сверкающий "Зет Сэван". Я включил мотор и рванул с места, но тут же затормозил и взглянул в окна своей квартиры. Галя спокойно наблюдала за моей джигитовкой, думая о чем-то глубоко своем. А Митька ликовал, он видел нечто другое. Соседи тоже таращились, как будто из двора взлетал НЛО, но, скорее всего, они видели все ту же машину, что и прежде, просто были возмущенны поднятием пыли.
С тех пор я езжу на колымаге, которая никогда не ломается. Каждый раз, когда со мною в кабине сын, он таинственно улыбается.
- Ты чего? - спрашиваю я улыбаясь.
- Да! Так! Ничего! - ехидно ухмыляясь, отвечает Митя.

Приключение нового Буратино.

В куске разбитого зеркала я увидел часть своего лица - это было доказательством того, что я еще жив. Бриться лень, лезвия старые.
Я вернулся в комнату, сел за стол и написал: "Он включил компьютер, быстренько состряпал свое виртуальное отражение и стал тщательно сбривать виртуальную щетину".
Никуда не годится, какой к черту компьютер, шизофрения!
За окном бездарная черно-белая фотография жизни.
Сейчас я ее, гадость такую, разукрашу, как контурную карту.
Где мои любимые краски, цвета молодых собакоголовых удавов?
С возрастом они превращаются в скучных зеленых гадов, жрущих и спящих. Но в своем пресмыкающемся детстве, они разноцветные красивые шланги, будто кем-то небрежно выдавленные из разных тюбиков.
Краски, звуки, жизнь - вонючая удавоподобная какашка, которую мы называем "бодиартом" и радуемся ее пестроте, пока не вступим в нее нечаянно новенькой туфлей.
Ходить надо осторожно, да и ездить.
Все, я поехал. Куда? Зачем? Быстро. Я когда не знаю что делать, чем себя занять, сажусь в машину и тупо, но быстро еду.
Вот дорогу перебежала молодая самка человека. Почему женщины переходят дорогу, отвернувшись спиной к коварным автомобилям?
Куда еду?
За Ворошиловским мостом какая-то свалка, менты, зеваки, жуткая авария.
Перевернутый глазастый мерседес. Девка лежит под брезентом. Вот и вся красота, туфли дорогие, жалко туфли, им дня два, по миру не походили еще. Кто же в таких туфлях на педали давит? Это ж как, не снимая коньков, кататься на велосипеде.
А где же Любка? Не ее смена, наверное...
Набираю номер: 00-00-00.
- Абонент в зоне недосягаемости или выключил свой сотовый телефон.
Звоню на пейджер.
- Девушка! Здравствуйте, абонент "Смерть", пожалуйста.
В трубке удивленный голос переспрашивает: "Смерть?"
- Да, это новый, скоро привыкнете.
- Люба, где ты? Отзовись. Тут за мостом авария, почему трупы не убираете? Ваш писака.
- Продублируйте, пожалуйста.
Звонок.
- Але-мале! Писака, рада тебя слышать, приехать не смогу, стирка у меня, кот навалил своего модного тряпья, ты же знаешь, он боится стиральных машин, умоляет вручную простирнуть, а я ему задолжала. Пусть пока в морге полежит, подумает. Или сам про нее что-нибудь придумай.
- А что тут придумаешь? Из дорогой бляди одухотворенную калеку смастерить? Я вам, что, создатель? Врать-то я горазд, но не до такой же степени.
Когда у меня напряженка с фантазией я ворую сюжеты из своих старых песен.
Вот, например, сказание о новом Буратине, песня такая:

На углу шестой авеню, на перекрестке ее с проспектом Дормоедова.
Я стою, довольно долго я стою, потому что я дерево.
Однажды мимо меня шла девушка деревянной мечты.
И вела на поводке смесь пассатижей с бульдозером.
И вот эта тварь рванулась ко мне.
И я почувствовал, что сейчас стану озером.
Отойди от меня тварь!

Кто тварь? - обиделась девушка.
А тут подошел еще ее дедушка.
Он стал пугать меня своим сотовым телефоном.
И обзывать деревянным гандоном.

Я пнул их цуцика ногой, а они дровосеков вызвали.
Распилили меня бензопилой, погрузили в свой джип и увезли.

Отпустите меня твари! (это припев)

Деда звали Карлой, а внучку Мальвиной.
А меня обстругали, сделали Буратиной.
Между ног оставили сучек.
Как не странно, но нос мой намного короче.
Теперь я любимая кукла Мальвины.
Она играет со мной дни и ночи.

Буратино! Навсегда!


Итак, однажды крепко запил один талантливый неудачник, гитарный мастер. Инструменты его плохо продавались, если не сказать, что не продавались вовсе. Капитализм, знаете ли, пооткрывалась куча фирменных лавок, где навалом всяких разноцветных электробалалаек из резонансной фанеры, а самопальные произведения никто теперь не покупал.
Мастер гитарного самопалостроения Владимир Семенович, по кличке Доктор был человеком душевным, семейным, горячо любящим жену и сына. Имел друзей и дежурных собутыльников среди музыкальной богемы и, как вы, наверное, уже догадались, не страдал папокарловым одиночеством.
А запил он по совершенно тупой причине. Морально экономический кризис. У нас его еще любят называть кризисом среднего возраста.
Будучи некогда врачом, вот откуда его кличка, Семеныч знал, что кроме водки и денег депрессию ничто больше не лечит.
Народная мудрость гласит: "Когда нет денег, на водку они всегда найдутся". Пил Семеныч сперва с дружками, а потом всех разогнал, заперся в мастерской и продолжил сам. Ну и, понятное дело, на каком-то там литре в дверь постучался необычный заказчик.
В мастерскую ввалился здоровенный жирнобородатоцыганистый дядька и представился продюсером Юрой.
- Это что, фамилия такая - передюссер? - пошутил Семеныч.
Юра оценил шутку, расхохотался и тут же стал рассказывать Семенычу анекдот: "Объявление в газете: "Молодая, подающая надежды, рок-группа ищет менеджера, желательно еврея"
- А фамилия моя Юделевич, - Юра захохотал пуще прежнего.
Семенычу анекдот показался не смешным, но Юра тащился от своего чувства юмора и вел себя фальшиво, чем-то он Семенычу напомнил немецкий мешок-хохотун. Исправило положение только то, что Юделевич вовремя раскрыл дорогой кейс и выставил на захламленный верстак большую бутыль "Абсолютовки", палку московской и банку маринованных огурцов.
После вскрытия "Абсолютного тела", случился у них следующий диалог:
- Я, Семеныч, хочу заказать тебе инструмент, заплачу сколько скажешь, но мне еще к нему надо деревянную куклу, величиной с подростка. Понимаешь, шоу придумал, Буратино поет в модной группе.
- Я тебя сразу узнал, никакой ты не Юделевич, ты Карабас Барабас, - перебил Семеныч.
Юра налил по полному стакану и, не чокаясь, выпил.
- Расколол ты меня мастер, ну и хрен со мной, Карабас так Барабас.
- Понимаешь, у меня горе, - Юра вдруг неподдельно разрыдался.
Семеныч набрал полный рот водки и оросил Юру-Карабаса, как будто тот был пересохшим бельем на гладильной доске.
Юра достал серебряный портсигар, открыл его и упал носом в белый порошок.
- Так, Карабасову больше не наливаем, - пробурчал мастер.
- Горе у меня Семеныч, разбилась моя любовь. Зинка-корзинка, сука стервозная, новый мерседюк превратила в тюбик из-под зубной пасты.
- Я в офисе сидел, звонил по делам, а тут мои пацаны сообщают: "Ты только, Абрамыч, не волнуйся, мебель не ломай, Зинаида Петровна в аварию попала". "И что?" "Да, в общем, вопрос решаемый, пока Петровну автогеном из машины выковыривали, мы тут с бабой одной познакомились, мимо проезжала, говорит, что крутая колдунья-экстросенсша людей воскрешает, только за очень большие бабки. Говорит, пусть ваша "гонщица" пока в морге отдыхнет, не протухнет, а вы пока с папой перетрете, если по деньгам придете к консенсусу, то..."
- Так вот, Доктор, позвонил я той бабе, она мне отвечает: "Полное восстановление - два зеленых лимона, а частичное, если с новой памятью, характером, но с прежним телом, дешевле". Я прикинул, на фига мне стерва Зинка в прежнем качестве, пусть только тело и морда, а все остальное будет новым.
- Карабас, ты короче можешь? Я уже засыпаю от твоей кометрагедии, я-то тебе зачем понадобился, если ты со своими бабками можешь купить гитару хоть у самого Карлоса Сантаны.
- Ну вот, слушай, Семеныч, короче. Зинку мне эта Любовь Ивановна починила за семьсот тысяч "петрушки", да я бы и не потянул два лимона, у меня ведь все в шоу бизнесе. Я-то чего за Зинку колотился, она же у меня звездой работала, певичкой. А теперь Зинка не то что петь не может, ей микрофон покажешь, а она его сразу лижет, а потом между ног норовит пристроить. Память новая, а гены блядские остались. Жрать, гулять, трахаться, а в остальном - ноль. Я расстроился, на бабки попал, звезду потерял. А экстросенсша мне говорит: "Че ты киснешь, я тебе за небольшие бабки поп-звезду хоть из сырого полена состряпаю". Тут меня и осенило! Шоу с участием Буратины.
- Короче, Карабас, че ты хочешь?
- Пять штук баксов, за Буратину и балалайку какую-нибудь сраненькую, бабки плачу сразу, вперед.
Доктор, конечно же, много читал и в мединституте учился, и прекрасно знал, что белая горячка явление тонкое, но эта выходила за всякие тонкие и толстые рамки.
- Хорошо, хоть это все и бред, бабки покажи.
Юра выложил пять штук. Семеныч пересчитывать не стал, только понюхал увесистый брусок зелени и кинул в ящик с датчиками, колками и шурупами.
- Семеныч, как Буратину выстругаешь, звони Любе по телефону 00-00-00. Она полено оживит, а потом я его заберу.
Очнулся мастер, разбуженный собачьим рычанием и деревянным хрустом. Он продрал глаза. Голодный ротвейллер Тайсон доедал последнюю в доме табуретку.
- Все, бухать завязываю, завтра Ольга из деревни вернется, убьет.
Как же плохо, еще и этот сон про Буратину. Жить ему хотелось, но не очень. Он открыл холодильник, выдернул шнур из розетки.
- Тайсон, что найдешь, то твое. Тайсон стал на задние лапы и взглядом опытного медвежатника уставился на дверцу морозилки.
- Тайсон, мясо ледяное, зубы простудишь. Семеныч снял крышку с кастрюли, там оказался забытый за пьянкой, предусмотрительно сваренный женою, борщ. Тайсон стал жрать.
- У, экскаватор!
Спустившись в мастерскую, он обнаружил недопитую бутыль дорогой водки и недоеденную колбасу. Что за чертовщина, из сна что ли материализовалась?
Семеныч съел пол стакана, жить стало чуть легче, в голове появились вздорные идеи. Есть у меня полено, почему бы ни смастерить Буратину, вместо "стратика".
На последних десяти граммах полено стало ругаться матом.
- Семеныч, ты что, все сожрал? А новорожденному!?
- Перебьешься. Папа Карло детям не наливал.
- Ты, Семеныч, не Карло, у тебя вон пресс баксов, сгоняй в магазин, возьми пожрать и выпить!
- Постой! Ты чего это ожил, тебе еще не положено! Как это без ведьмы?
- Любка загуляла, я чувствую, она меня телепатически подключила, в падлу ей по грязным подвалам шастать. Слушай меня, Семеныч, от твоего перегара люди дохнут, а табуретки начинают говорить. Иди за кормом!
Семеныч послушно пошел. На сотку баксов в ближайшем универсаме ему нагрузили много импортных кульков с какой-то жратвой и бутылку виски. Сам директор выбежал из торгового закулисья, когда услышал, что клиент зеленью порывается расплачиваться.
- А, корефан, какими судьбами? - радостно заорал директор.
- Эх, бля, медицина! - подумал Доктор. Леха, хороший офтальмолог был, ему бы глаза людям починять, а он их заливает, на радость своему карману.
Директор Леша спросил:
- Вова, ты хоть расскажи, что делаешь, неужели гитары покупает еще кто-то?
- Гитары не покупают, я мебель делаю, - соврал Семеныч. - А сейчас пойду с Буратиной бухать.
- Буратино, это что, блатной что ли какой-то? Что-то не слышал.
- Да, спортсмен, крыша моя, ты не знаешь, он московский.
- Ну привет буратинам!
Спускаясь в подвал, Семеныч слегка навернулся, загромыхав содержимым кульков.
- Ты поосторожнее там, еще убьешься.
- Добрый ты у меня, - сказал Семеныч.
- Принес алкоголь с холестерином?
- Что-то ты много жрешь, ты же деревянный.
- Сам ты деревянный! Семеныч, я с Карабасом-Юделевичем работать не буду?
- Это как так?
- А вот так. На хер мне на эту жирную скотину корячиться, я ему что - Иванушка Интермальчик? Мне, Семеныч, паспорт нужен.
- Ага, щас я тебе нарисую паспорт и карточку... Вон, у Вовки книжка про Пинокио, оттуда и вырежу.
- Ты не подкалуй, дело серьезное.
- Да уж, куда серьезнее, тут даже на Гайдара 1, в психбольнице, руками разведут.
- Слушай меня сюда, Доктор! Любка решила поиграть в игру, она может почти все, зачем ей эта мелодрама понадобилась, я еще не знаю, но потом все выясню.
- А Любка эта, кто такая вообще?
- Долго объяснять, что-то вроде колдуньи, то дежурной смертью работает, то у бога домохозяйкой. Бывает, что прикинется обычной бабой, замуж выйдет, детей нарожает, что угодно от нее можно ожидать.
- Короче, Семеныч, нас всех кто-то пишет!
- В смысле?
- В смысле выдумывает.
- А нас, что же, и нет вовсе?
- Не, мы есть, но нас кто-то выдумывает.
- Ты-то откуда все это знаешь, ты же поленом у меня в подвале лежал?
- Э, Семеныч, я и сам не знаю, откуда знаю. Я вот знаю, что наделен сверхъестественными способностями, могу деревом на углу прикинуться, а могу красавцем мужчиной.
- А нос?
- Что нос, нос это когда я деревянный, а когда прикинусь...
- Ну, ежели ты такой способный, то и паспорт добудь, вон к Любке своей обратись.
- А и действительно, что это я? Давай телефон!
- Але, Люб! Это я... Ну, Буратино. У Семеныча, ага, ага, нет, да всего граммов триста. Не, не, больше не буду. Люб, что делать? Превращаться? А Иуда-Левич? Кидаем. Нет, а че? Зинку не хочу, не хочу, деревянным прикинусь!
- Вот стерва, трубку кинула, говорит: "Вы там бухаете, козлы, делом не занимаетесь".
- А что она тебе говорила?
- Сказала, чтобы стал мачой, ну в смысле крутым парнем и карабасиху в койку тащил, а тебе передавала, завязывай бухать и открывай мебельную фабрику.
- Какая фабрика, на что?
- Да дадут тебе бабок, не дергайся, сколько надо будет, столько и дадут.
Семеныч протрезвел, потому как всякому опьянению приходит конец и дальше можно только либо умереть, либо абсолютно отрезветь.
Народная глупость гласит: "Пьяный проспится, дурак никогда!" Доктор чувствовал, что он не пьяный и смириться, что дурак, тоже не хотел, не устраивало его это НИКОГДА.
По чьей-то доброй воле Доктор остался живым и здоровым.

- Семеныч, у тебя ружье или револьвер есть?
- Зачем?
- Застрелиться хочу!
- Зачем тебе суицыдничать, ты же еще салобон?
- Мне это для превращения надо, я себе в башку стрельну и превращусь в мачу.
- Не в мачу, а в мачо. Нет у меня ружья, есть только стартовый пистолет.
- Неси, попробуем.
- Я само совершенство, - сказал Буратино, улыбнулся своему деревянному отражению в зеркале и выстрелил себе в рот.
Из ушей сучков и трещин заструился синий дымок.
- Самовар ты, а не совершенство!
Семеныч, задыхаясь от хохота, повалился в опилки.
- Че ты смеешься, мудило, надо у кого-нибудь ствол нормальный отнять, - заорал Буратино и разрыдался.
- Не обижайся, сынок, я просто анекдот вспомнил. У меня товарищ знакомый, сейчас в администрации Лужкова работает... Так вот, этот Дима Шарко сам анекдоты выдумывает. Вот ты, деревянная башка, знаешь хоть одного автора народных анекдотов? Ну, кроме там Задорновых энд Жириновских? А я, видишь ли, знаю, так вот у него был один про тебя.
- Валяй! Рассказывай, а потом за стволом пойдем.
- Проснулся как-то Буратино с жуткого бодуна, голова хоть и деревянная, а трещит, как настоящая. На кухне бардак, окурки, пустые бутылки повсюду. Подошел к холодильнику, а к нему магнитом пришпилена записка: "Буратино! Ты жалкий, ничтожный неудачник. Я ухожу жить к пуделю Артамону". И подпись: "Мальвина". Буратино пошарил по загашникам, буцла ни капельки. Все, блин, уйду из жизни, как Курт Кобейн. Достал он из тумбочки длинный папашин револьвер, подошел к зеркалу, приставил к виску и - БАБАХ. Дым рассеялся, смотрит он на свое отражение и видит огромную дыру с обратной стороны башки. Стоит он и в слух говорит: "Ни фига себе сквозняк!"
- Ну чего, когда смеяться-то?
- Можешь не смеяться, - обиженно ответил доктор.
По ночному рынку, возле центральной городской больницы, бродили два странных типа. Один очень худой, измученный алкоголем, сорокалетний символ кризиса среднего возраста, а другой длинный, с огромным острым носом. Они принюхивались к мясному ветерку, неумело косили под проголодавшихся бездельников. Буратино вычислял, у кого можно приобрести оружие.
- Ты, доктор, посиди вот здесь, попей пивка с шаурмой, в приключения не ввязывайся, не то пырнут еще, а ты ведь не деревянный. Доктор послушно отправился за пивом и закуской, а Буратино подошел к человеку с внешностью характерной для уголовно-спортивной национальности.
- Мужик, мне ствол нужен, не поможешь?
- Ну ты, клоун, балабановских фильмов насмотрелся? Вали отсюда, придурок, пока ходишь!
- Да ты мужик не ругайся, я хорошие бабки заплачу.
Буратино вытащил из кармана пачку баксов, взятых у Семеныча напрокат, и, с мастерством опытного каталы, стал тасовать пачку денег, как колоду карт. Незнакомец растерялся.
- Ну ты, чокнутый, думай, что плетешь. Я тебе не тарантиновский персонаж. Да я... Ну вид у меня такой, но ты ошибаешься. Я в прошлом доктор экономических наук, а сейчас пивом торгую. Ну не сам, конечно, в кружки наливаю, оптовик я, понял, а то, что здоровый такой, это оттого, что в молодости штангой занимался. И нет у меня знакомых торговцев оружия.
- Смотри, мужик, бабки-то хорошие, сведешь, пол пачки твои и разбежимся, как болонки на прогулке.
- Ну ты меня достал, телефон оставь, если вдруг что будет, позвоню.
А конец этой истории совершенно дурацкий. Этот пивной штангист, как из себя целку не строил, однако бабки обесчестят кого угодно, будь ты хоть госпожа Новодворская, хоть каменная дева Мария. Короче, ствол для Буратины он достал уже на следующий день. Буратино наконец-то застрелился и превратился мачу. Потом он сразу потерялся. Люба, со смехом рассказывала мне, что он женился на какой-то богатенькой кукле и пока на время затаился под личиной молодого обывателя. Доктор Володя, кинутый на бабки, перестал верить в пьяные чудеса, сильно разозлился и бросил пить, без помощи всяких коллег и аферистов. Он занял денег у директора универсама Лехи-офтальмолога, который связался с какой-то нечестной братвой. (Чуть позже они его крепко кинули). А доктор на занятые деньги открыл скромный мебельный цех, и теперь у него подрабатывает Леха, в перерывах между дежурствами на скорой помощи.

Кафе называлось "Дом где преют сердца". Здесь и встретились Смерть Люба и Писака. Они заказали фирменный напиток "кофе с серебром", по мере остывания кофе, серебряная ложка в чашке растворялась без остатка. Сей фантастический напиток вставлял по хлесче любых спиртосодержащих жидкостей. С тех пор, как они познакомились эта встреча была первой и вопросов друг другу накопилось уйма. Все это время ежедневно переговариваясь по телефону, решить их было не возможно.
-Зачем ты решила заниматься бизнесом, да еще таким сомнительным, тебе что деньги нужны, ты же можешь все?-спросил Писака.
-Вот так прямо, в лоб, да?
-Пуркуа, пуркуа?-Парско тю,сама не знаю!
-Почему стамотологи рекомендуют"орбит", его и так все жрут как корова траву. Потому, что чем больше гнилых зубов, тем больше у стамотологов денег.
-Ты вот почему пишешь откровенную пошлятину?
-Потому что считаешь, что и свиное молоко имеет право на реализацию.
Надо же было додуматься, "красота и пошлость ,как там у тебя подружки лесбиянки или сестры близнецы?
-Ты сам повысил меня в звании и теперь я не рядовая смерть, собирающая бомжей на обочинах жизни, а смерть-старший офицер. -И по твоей воле я решаю загробные проблемы каких-то богатеньких нравственнх уродов.-Они все жадные, платят охотнее за то чтобы кого-нибудь завалить, чаще эта сумма намного больше той, что эта несчастная жертва задолжала. -Но когда доходит дело до того, чтобы кому-то помочь, с того света вытащить или просто дать денег на хорошее дело, то тут их жаба душить начинает. На блядей , на мерседесы, на рисовку перед братвой-это пожалуйста.
-Вот я и решила на их жадности деньги делать, да надоело мне чудесами злоупотреблять, я лучше за все буду платить свои денежки. И спонсировать кого захочу.
-Вот по твоей воле Новый Буратино вместо того чтобы мне в моем деле помогать карабасовых всяких на место ставить, ушел в партизанский лес обывательства и теперь плодит своих"деревянных"сопляков от"резиновой",
стервозной сучки.
-Но ведь ему же хорошо, он счастлив, он к этому стремился.
-Мало ли к чему он стремился?
-Ты, тоже мне Алеша Толстой выискался. Передрал сказку про Пинокио, только все кукольные страдания опустил, а его не для сытой пошлой
жизни выточили, он должен пройти сквозь полчища пилорам судьбы. Кому нужен такой постный спектакль? -Театр не с вешалки должен начинаться, а с висилицы, тогда сразу дух захватывает, а в твоей пьеске сразу хочется уснуть. В общем растроил ты меня, сказку поломал!- Теперь чини!
-Да хрен с ним Каробасовым и буратинами, давай про жизнь, хватит уже этих фэнтази. И потом надо чтобы больше географической разноплановости, горы,березки, хоть кактусы, а то как в дещевом малобюджетном спектаклишке, ты мне довай кино с голивудской картинкой, я плачу. А то название многообещаюше большое, хоть и свинсство, но красивое.
-Да, если уж пошлость, так чтобы у самых развращенных членов всех обществ и полов,слюна закончилась и зубы свело! ___________ ____________________________________Художник Гай Юльевич Цезарчук рисовать почти не умел и именно этим прославился. На последней его выставке были представленны картины, более похожие на черти что , только не на живопись. После выставки картины раскупили все. Что это были за полотна такие?
В красивых и дорогих рамках, на разноцветных холстах, корявыми буквами были написанны простые человеческие глупости.
Первая картина гласила: МЕНЬШЕ ПО ПУСТУ БОЛТАЙ! Вторая: КУРЕНИЕ ТАБАКА ПРЕЖДЕ ВСЕГО УБИВАЕТ ТВОЕ ВРЕМЯ,А ПОТОМ ЗДОРОВЬЕ! Третья: СДЕЛАЙ СОБСТВЕННОЕ Я ЕДИНСТВЕННЫМ ДРУГОМ, ЛЮБОВНИКОМ, БРАТОМ, ОТЦОМ И ДАЖЕ ДОМАШНИМ ЖИВОТНЫМ. Четвертая: ЭМОЦИИ, ФАНТАЗИИ, МЕЧТЫ-ХУЖЕ ВОДКИ И ГЕРОИНА!
В общем картины расташили по дорогим блат-хатам, кабакам, ночным клубам, а Гай получив кучу валюты, ни чего умного не придумал, а просто тупо загулял.
Первое отвратительное похождение Гая, в компании с другом детства Федей,по кличке Русский Фантомас.
Федя был пожизненно лысым. В детстве его как-то повел дед в
парикмахерскую и сказал знакомой толстухе Зине:-Давай мать, внука под Котовского. Зина с ловкость газонокосильщика обкарнала Федю, ему понравилось на всю жизнь. В 70-е, Фантомас отобрал у большевистского бандита все рейтинги и тем самым подарил Феде кличку имени себя.
К сорока годам Русский Фантомас сделав три ходки в "аккадемию настоящих мужчин", стал братком неудачником. Работал он банщиком в сауне, пренадлежащей авторитету Семе Кучерявому. Хозяину, владельцу действительно пышной шевелюры, лысый холдей Фантомас нравился,видимо льстил своей яйцеголовостью.
Гай подарил Семе свою картину с выставки, она называлась " Сокращенный устав преуспевающего негодяя". На кроваво-красном холсте черными тяжело-корявыми буквами намолеванно:
БЕЙСЯ! ВЕЙСЯ!ЧУБЧИК КУЧЕРЯВЫЙ! ДА НЕ БЕЙСЯ НА ВЕТРУ!
За этот бред, очень силно не понравившийся Семе, он пообещал когда нибудь грохнуть популярного мазилу, на досуге.Закатился Гай к Фантомасу на работу, прехватив с собой чистый загрунтованный холст, кисти и краски, на случай если нарвется на кокого-нибудь крутого клиента. А сауну прикрыли на время, что-то там Чубчик не поделил, толи с налоговой полицией, толи с главным областным Чубом.
Фантомас был на месте, сторожил обьект и пил текилу, но не в одиночестве, с лимоном и хрустальной солонкой.
-Вот братуха, одному пить в падлу, так я с фруктом и пасудой, на троих соображаем.
Я так с большим удовольствием пью один -сказал про себя Гай.
Однако из страха скурвиться, приходится часто с кем-то чокаться, чтобы не чекнуться-это уже он произнес в слух, но не очень умный Федя не просек подколку.
Ну что будем делать, друг мой Гайдар Юльевич?-Спросил Федя.
-А давай блядство с развратом, ну если можно конечно, а если нет, ну тогда, на худой конец, нажремся как порядочные люди.
-И кто придумал эту дурацкую поговорку, на худой конец?- Заорал Федор.
-У нас с тобой концы толстые?- А?-Гайка?
-Все, сейчас блядей закажем, нихай они рассудят какие у нас концы?
Приехали три бляди по вызову.
-Почему три?-Спросил Гай.
-Как заказывали.- Ответил худой парень, похожий на дебирмана.
-А, пусть одна будет запасной.- Сгладил конфуз Федор.
Бляди застенчиво скользнули в розовую комнату отдыха.
-Ну че, проститутки, мыться будем или гандонами обмотаемся?
-Че так сразу грубо?- Процедила сквозь редкие, явно кацапские зубки, сисястая, малышка, одетая почему-то в школьную форму, времен развитого социализма.
-Ты дивись, Гай Юльевич, какая экзотика!
-А выпить у нас что есть, а, пацаны?- Поинтерисовалась высокая крашенная блондинка, с телом балерины.
-У нас есть все, а вы что умеете?
-Умеем, не сомневайтесь, лишь бы у вас все присутствовало. -Наконец-то подала голос девушка, внешне, ну ни как не похожая на жрицу любви.
Гаю совсем не хотелось отмороженного разврата, но зная Фантомаса, на интелектуальные прелюдии он ни как не расчитывал.

Девушку в школьной форме звали Муркой. Кличку она получила за то что умела мурчать как кошка. От такого киска-траха клеенты сходили с ума и отваливали сумашедшие деньги. Мурка могла обслужить за одну ночь человек двадцать, сил ей придавал чистый "Джин", его она любила запивать бочковым квасом. Длинную, с телом балерины , называли"Учителница первоя моя". По специальности она и была прежде преподовалкой в какой-то элитной школе. Свое членодушещепательное ремесло осваивала еще на прежней работе.
Ставила по физике красивым и богатым девочкам и мальчикам, двоечки и троечки. Пол класса с офигенным удовольствием бегали к ней домой заниматься дополнительно. Всех такое обучение сильно устраивало, до тех пор пока первую двойку схлопотал самый-самый круглый отличник и по совместительству неодекватный любитель физики, ее он знал лучше чем учительница и дополнительно заниматься не соглашался ни как. Этот девственник-переучка настучал своему папаше. Папаша в свое время очень разбогател на том , что наладил производство и продажу батарей отопления в виде женских попок, так что папаша в отличии от своего чада в женшинах разбирался больше чем в физике его отпрыск.
Пошел он в школу, увидел эту балерину и в этот же вечер предложил ей на веки свой фалос и кашелек, поскольку, как порядочный семьянин однажды предложил руку и сердце, жене, с чем она и осталась. Любовь их была очень не долгой. Свечи в ее спальне, будто тысячи членов извергали парофиновую сперму, но не успели они догореть до огарков, как в бизнесе чугунных задниц произошел какой-то сбой. Папаша, вовремя унес свой далеко не металический зад в неизвестную заграницу, бросив семью и любовницу.
Судьба девушки третьей, той что не похожа на жрицу, была до боли примитивной. Она была портняжкой и шила платья, мечтала стать артисткой,
но однады случайно ошиблась общежитием и попала к матросами научилась жить с большой буквы.
Свинного молка много не выпьешь-подумал писатель и решил побыстрее закончить самый свой пошлый опус. В детстве он всегда домысливал чужие книжки и фильмы. Занятие хулиганское. Выходишь из кинотеатра, посмотрев какой нибудь советский военный боевичек, где наши всегда побеждали,
хотя ктонибудь и пал смертью храбрых. Хорошие тогда были фильмы, добрые и правдивые, в смысле трепливые на столько, что хотелось стать космонавтом хирургом и инспектором уголовного розыска, одновременно.
Смерть права, нужно больше лживой жизни давать, громче выдрючиваться. Вот жил был на свете не плохой художник Авдей, писал всякие постмодерновые "лик-каллы"облицовочной живо-письсии,, водку пил не меренно. Выставки в туалетах общественных устраивал, в женском и в мужском были разные версии произведений. Это у ниго, позже, писатель Милорад Павич стибрит идею для"Хазарского словаря". Потом бесы его подговорили иконы рисовать и самому над ними публично глумиться, топориком прилюдно, на дровишки рубить. Что тут с нашим боголюбивым народом преключилось. Давай этого Авдея гонять как бешенную собаку, а у него может быть бога в душе больше, чем у мэра Лужкова. В общем загнали убогого иконописца, толи в Чехию, толи в Сербию,словом-безвести.
Художник Гай даже в портяночный прототип Авдею на годится, тоесть в подметки. Авдей-настоящий, хотя люди всем своим поведением доказывали всегда, что подобные Гаи и Авдеи не имеют право на существование. Наш мир из большенства лысых фантомасов -Федь и Сем Кучиряво живущих, жрущих в захлеб свиное молоко и не пьянеющих от него. Я мог бы нахерачить еще тристо страниц о пошлости и о ее красоте. Но это будет уж слишком много внимания для этого говеного состояния человечьего бытия. Так думал писака, решивший не на долго застрелиться, чтобы смыться и слиться куда-нибудь и отдышаться от всех этих вонючих историй реальности..
Р&S:
Федька Фантомас очень скоро нажрался и уснул под убаюкивающее мурлыканее девушки дающей, но ни когда не снимающей школьной формы.

Вся показная пошлая сила Феди закончилась на второй минуте неумелой возни.
Гай пытался овладеть балериной-учительнецей, но настроение у него было какое-то не человеческое, точнее антисамцовое. Перед тобой краствые молодые, хоть и продажные сучки, а ты вдруг тупо задумался о чем-то слишком вечном. Бывает и такое. Основной части его сущности было очень стыдно за Гая-мужика, вторй было наплевать, ибо она уже поставила теплую босую ногу на приятно холодный, мраморный пол вечности. Главная кисть художника, повисла плетью, устав в мазахистских боях, короткой его, маложивописной дешевой жизненки..Запасная девушка-модистка четно пыталась завести клеента своим деревенским стрептизом. Гай впал в состояние памятника самому себе. Он сидел на диване, голый, обнявший свои колени, раскачивался со стороны в сторону и слушал авангардную музыку ночи.
Ветер, листва шумит. Сухою тряпкой рвется далекая автоматная очередь. Ей отвечают одиночные гавкающие выстрелы пистолетов. Это наверное казачки не поделили рыбные места. Гай оторвал голову от колен и заорал в гулкую бесконечную дыру темной ночи:-Эх!- Ты! Природа!!!! и разрыдался.

В углу у барной стойки, на полу валялся его белый чистый холст.
А в это время в сауну ехал очень пьяный и злой Сема Кучерявый.Ехал просто так, чисто проверить наличие своего добра.А за рулем сидел его добродушный дружбан Артур Большое Мясо. АБМ-так его ласково называла братва,весил двести семьдесят пять килограммов. Его жопа с трудом умещалась в огромном внедорожнике, с заказным креслом водителя, Говорят, что это персональное седло боварцы сделали ему за двадцать тысячь марок. Хорошего человека должно быть слишком много, но это уже другая история.

Валерий Посиделов © 2000 г.

Страх - Бог трепни и любопытства
 
 
 
Сайт управляется системой uCoz